Кейджи смотрит внимательно-внимательно и преданно-преданно, разве что хвостом не виляет туда-сюда. У него на лице написано, что он постарается – очень-очень, – и никому не придётся за него краснеть; хотя, тут последствия могут быть несколько, кхм, более тяжёлые. Его распирает от гордости, но где-то за карей пеленой плещутся искры страха – неподдельного и живого настолько, насколько и сам Асахино живой.

Он с ума сводит на раз-два, шныряет тенью ушедших традиций и привязывается к Кецубуцу слишком не-позволительно, пуская в сердце излишнюю сентиментальность, готовясь распрощаться с ней только в крайнем случае. Тихо надеется, что он и не наступит вовсе, но только улыбается, прощаясь с товарищами, да едко замечает, что в следующий раз будет вести игру уже против них. Это звучит не так жалко, как слова благодарности, что остаются за сцепленными зубами и стеклом автобуса.

У каждого в этой стране попасть в UA – мечта заветная, с которой засыпают и просыпаются. А Кейджи это удалось за просто так: с щелчком, рекомендацией и небольшим экзаменом, где он дурачился слишком много и отрабатывал с видимой неохотой. В геройский класс он не метил, посчитав это слишком глупой тратой ресурсов.

– Великой Академии великие просторы, м-да?

Лепестки сакуры вновь налипают на стёкла очков, и Асахино приходится с недовольным фырканьем уже в который раз их снять да протереть рукавом форменного пиджака. Настолько светлая серость явно не по вкусу, но правила есть правила, так? Нарушить их – всегда успеется.
Взгляд вновь падает на карту учебного кампуса, для поверки парень даже вертит её несколько раз, пытаясь осознать, что же необходимо сделать после того, как он окажется внутри; шутка ли, но из всего он успел запомнить лишь административные кабинеты, по которым таскался, заполняя кучу бумаг и выслушивая различные правовые положения. В большинстве своём Кейджи, разумеется, только кивал с серьёзным выражением лица да пытался вычленить из потока чужих слов хоть что-нибудь, но довольно быстро забросил это занятие, переключившись на усиливающуюся мигрень. Как говорится, сам о себе не позаботишься – никто не позаботится.

Собственно, в дальнейшем, приставая с расспросами к гурьбе разномастных студентов, в попытках выяснить местоположение нужной аудитории, Кей руководствовался той же логикой, да только та никак не поддавалась объяснению, а сам парень, видимо, выглядел как-то «слишком», если так и не смог получить внятного ответа на свой вопрос. Хотя, казалось бы.

Ирония на иронии.

Тяжело выдохнув, парень приваливается спиной к стене и прикрывает глаза, стараясь систематизировать мысли и выяснить, что именно он делает не так. Старик Хикари, наверное, дал бы ему затрещину и рекомендовал слушать наставления будущих преподавателей лучше; отец бы попросил держать голову выше и вести себя достойно, с чем бы согласилась и мать. Внутренний голос оповещает, что в копилке его импульсивных проколов ещё одна монетка, что вызывает у Асахино ещё более хмурый вид и недовольный бубнёж. Впрочем, теперь он, кажется, понимает, что к чему и, собственно, почему из огромной кучи кандидатов повезло ему и ещё нескольким ребятам; понимает и то, почему повезло именно ему.
Мимо пробегает кто-то слишком шустрый, оставляя после себя поток воздуха, комично вырвавший из пальцев карту и отправивший её в полёт чуть дальше по коридору. С чертыханьем, Кейджи обещает сломать этому «кому-то» ноги и думает, что сейчас бы как в сопливых фильмах для девчонок: Он и Она сталкиваются в самом неподходящем месте, ну а далее искрабурябезумие.

– О, да ладно…

Честно: ещё никогда за все свои семнадцать лет Асахино Кейджи не находился столь близко к женской коленке (не считая вечерних сказок от матери в далёком-далёком детстве), как сейчас, столь удачно – почему бы не попытаться протереть собой видавший виды пол, действительно? – ткнувшись лбом в оную.

– Я не смотрю! – тут же выпаливает, глаза чинно прикрывает ладонью и поднимается на ноги; чуть разводит пальцы и смотрит в прорезь, желая по выражению лица случайной «жертвы» оценить степень опасности, но почему-то пропускает эту часть, едва замечает на чужом пиджаке бейджик с приписанным «Класс 2-D. Староста».

«Бинго», – сразу проносится в светлой голове и, дабы выкрутить ситуацию в ещё более странное русло (никак иначе), Кейджи сразу падает на колени, драматично протягивая руки к незнакомой девушке.

– О, я ослеплён Вашим величественным сиянием, Староста-сан! Наверное, именно с Ваших предков Шекспир писал свою Джульетту, и потому столь презренный, я надеюсь на Вашу милость и благоговение, ведь без Путеводной Звезды в лице Вас я разобьюсь о стены местного лабиринта, так и не сумев отыскать аудиторию для студентов третьего курса факультета Общих Основ.

Кейджи замолкает. Переваривает. Жмурится, кожей ощущая на себе недоумённые взгляды. Клоун клоуном, такая себе рекомендация в первый же день, но кто не рискует, тот не пожинает плоды. Столь удачного шанса парню пропускать совсем не хотелось.

Сложившаяся ситуация определённо напоминала донельзя глупое сёдзё: вот Кейджи прикусывает щёку с внутренней стороны и немного ведёт подбородком, давя в себе порыв резко вскочить, глупо рассмеяться – сделать уже хоть что-нибудь, чтобы ошарашенная его выходкой девушка смогла вернуться «в мир живых»; вышибать дух из юных девиц ему. Пока что, совсем не хотелось.

Вот эта самая девица, Лучезарная Староста, как про себя её успел окрестить парень, заливается румянцем ярче, чем вся одежда старика-дядюшки вместе взятая. А потом восклицает так громко, что Асахино невольно морщится; впрочем, это только половина беды.

– Ахщ! – кажется, от силы нового столкновения из глаз посыпались искры. – Я, конечно, понимаю, что не все девушки любят такую фамильярность, но этим лбом можно серьёзно покалечить!

Всё ещё потирая ушибленное место, попутно прикидывая, как Староста смогла развить столь опасную скорость при простом поклоне, Кей, наконец, принимает вертикальное положение и, услышав вопрос, только весело хмыкает:

– Жить буду. Дядя утверждает, что крепостью моей черепной коробки позавидует самый матёрый баран.

«И тумаки от него куда сильнее», – мысленно заканчивает парень, прежде чем усердно закивать в ответ на новую волну вопросов. Боги, этот день будет действительно интересным, если и дальше продолжит происходить столь несуразный сюр.

– А я Вас сразу заметил, Сугире-сан, – подмигивает Кейджи и с гордым видом поднимает руку, с зажатыми в ней бумагами. – Асахино Кейджи, переведён из Кецубуцу по вашу душу прямо на третий курс Общих Основ. Думаю, в свете сложившихся обстоятельств, видится мы будем частенько, госпожа Староста. Я не успокоюсь, пока не возмещу ущерб, нанесённый Вашей прекрасной коленке!

Теперь ему представилась возможность разглядеть девушку как следует: типичная японская школьница, даром что с квирком (других тут вряд ли держат) да с затаённой в глазах искрой воинственности; наверняка, ответственная до чёртиков и старостой пребывает явно не первый год – оно и понятно. Только сильный духом (и обладающий достаточным самообладанием вперемешку с любовью к ближнему своему) смог бы так адекватно отреагировать на невесть откуда свалившегося придурка в лице Кея. Ему, наверное, повезло, ведь любой другой – через что парень уже успел пройти, – посмотрел бы на него как на умственно отсталого пёсика.

Асахино на мгновение прикрывает рот ладонью, чтобы не рассмеяться слишком уж громко.

– Вы уж простите за этот спектакль, Староста-сан. Нервы на пределе и возникают случайные жертвы. Я совсем отчаялся увидеть руку помощи, но как только заприметил у Вас бейджик, то решил действовать наверняка. – Запустив пятерню в волосы, парень с прищуром улыбается. – Сразу скажу: не могу обещать, что это не повторится снова, но очень постараюсь. Честно-честно.

Кейджи прокашливается, плечи распрямляет и смотрит на собеседницу с уверенностью, тем самым показывая, что готов к грядущей небольшой экскурсии.

– Ах, Вы не представляете, насколько я Вам благодарен, госпожа Староста.

– Тц, ерунда же, говорю. Но если милая леди настаивает, то не стану сопротивляться. Боюсь, что второго удара такой «смертоносной» коленкой я точно не выдержу.

Всё с той же, будто прилипшей, улыбкой Кейджи небрежно смахивает волосы с лица, после чего вновь «прилипает» пальцами к волосам, и вовсе взлохмачивает светлую шевелюру, лишь мельком задевая горящее после удара место. Окей, возможно, идея показаться Исцеляющей Девочке звучит вовсе не так безумно, как ему представилось сначала; возможно, это поможет справиться с лёгкой болью и ощущением «расколотого надвое черепа», из-за которого концентрироваться стало чуть менее труднее. Впрочем, с концентрацией у него всегда были проблемы, но.

– Ну, тут мы можем спорить долго, – задумчиво тянет парень, – но Исцеляющей Девочке виднее. Я решительно не хочу отправляться туда один, так что. – Замолкнув, Асахино театрально разводит руками, всем своим видом показывая, что отказов он не принимает.

Отец почему-то всегда называл его нарочито показное поведение «изюминкой». Мать дотошно просила Кея хотя бы иногда сгонять с себя маску «величайшего актёра современности». Дядя называл это талантом и советовал, по возможности, придерживаться данной линии как можно дольше – целее будет. Сам для себя же парень скомпоновал все полученные уроки, вынес из них нечто общее и теперь успешно распыляет направо и налево; действительно – всё ещё прибывает в целости и сохранности. Почти.

Улыбка сходит с лица Асахино так же быстро, как и появляется. Честно сказать, он не очень любил ворошить эту тему – тему перевода, – да и, что греха таить, уж слишком прикипел к атмосфере Кецубуцу, чтобы так просто выкинуть из головы парочку проведённых там лет. Но он уже довольно взрослый парень, живущий во взрослом мире, а он, как ни странно, крайне несправедлив – хочется тебе того, или нет.

– Да, очень понравится.

Обычно кричащий об отмене всех формальностей в его сторону, Кейджи пропускает обращение мимо ушей, поглядывая куда-то в район светло-голубой макушки девушки, поэтично сравнивая цвет её волос с цветом волн на Кипре.

Ему тогда десять было, а у отца намечалась очередная деловая поездка, но Кейджи уже взрослый мальчик – будущий наследник, – и должен был быть рядом, впитывать как губка, выбивать на подкорке всё, что увидит и услышит; отец всегда говорит, что лучшая информация – та, которую ты получил самостоятельно. Но по малолетству, конечно, Асахино куда больше интересовался видами и звуками волн, бьющимися о оскалы, которые окружали залив рядом с местом их остановки.

Тогда он думал, что напишет целый сонет, посвящённый тому месту.

Впрочем, как оказалось, в свои мысли ушёл не только сам юноша, но и его случайная спутница, что с тихим бормотанием уже начала потихоньку удаляться – пришлось удобней поправить лямку свисавшей на плече сумки (попутно запихнув-таки в неё кучку бумажек, покоящихся в руке) и припустить следом, словно следуя сигналу маяка.

– Я заходил через главные ворота, потому что, ну, общежитие отложено на завтра, – кивая собственным словам, произносит Кейджи. – Так что: сначала медпункт, а после уже и всё остальное по мере продвижения. – Улыбнувшись, Асахино хлопает в ладони. – Рассчитываю на Вас, Староста-сан!

Догнать Старосту, конечно, можно было бы с лёгкостью, но так совсем не интересно; к тому же, не то чтобы времени было в обрез. Вот, Сугире-сан и сама подтвердила это.

– Вот и славно. Значит, идём знакомиться с самой великой целительницей всех времён и народов!

Кейджи расправляет плечи и гордо приподнимает подбородок, имитируя тот процент важности происходящего, который вроде и должен бы присутствовать, но, скорее, здесь подойдёт разве что «и смех, и грех». За все года жизни парень ни разу не находился в столь абсурдной ситуации, что, в общем-то, вызывает у него нехилую такую гору вопросов, с которыми он обязательно наведается, как только появится возможность отправиться, кхм, по делам.

Асахино с улыбкой кивает на слова Сугире. Девушка буквально лучилась энергией и желанием помочь, что не могло в некотором роде не умилять; в конце концов, посудите сами: разве кто-нибудь в здравом уме после разыгравшегося концерта стал бы с таким воодушевлением помогать ближнему своему? Кейджи, к примеру, не стал бы. Или стал. Один чёрт его разберёт со всеми этими переменными слагаемыми, которыми он крутит так, как заблагорассудится.

Он внимательно слушает рассказ девушки, изредка кивая с лёгкой усмешкой: о, да, забыть всё то, что происходило в Юэй, что показывали едва ли не на каждом новостном канале – довольно сложно; в частности, когда твоя работа как раз и заключается в том, чтобы не забывать. Стоит отметить, администрация держалась молодцом, чего и следовало ожидать от Геройской школы №1, и в целом ситуация была разрешена в кратчайшие сроки и максимально гладко. Сложно сказать, чья это была заслуга – присутствие на одном из постов Всемогущего, или смекалки Директора, – но факт перед глазами, и сейчас, неспешно следуя за Старостой, Кейджи убеждается, что для незнающего, наглухо отбитого и живущего на окраине мира человека, здесь вообще вряд ли бы запахло палёным.

– Нет, совсем не заболтала! – тут же вскинулся Кейджи, качнув головой. – Просто внимательно слушаю, раскладываю по полочкам и запоминаю, чтобы в следующий раз не доставить кому-нибудь проблем. Ты уже делала экскурс для новичков, ведь так?

Он не особо удивится, если это окажется правдой: девушка рассказывала интересно и по делу, что становится ещё одним ключиком к пониманию того, почему именно её выбрали старостой.

Асахино задумчиво постучал пальцами по подбородку.

– Впечатления, да?.. Неожиданные, наверное. Не то чтобы в прошлом, когда стоял вопрос о поступлении, я не рассматривал Юэй, но как-то и не стремился сюда. Только это большой секрет! – парень подмигивает, указательным пальцем касаясь губ. – Здесь довольно много чрезмерно увлечённых людей, – он указал на Сугире, – и это не может не радовать: осуществление мечт, реализация стремлений, упорная работа – это всё крайне здорово. Я так далеко на будущее смотреть не привык, поэтому пока что всё просто: впечатлён и хочу для начала хотя бы прижиться. – Кейджи с деланой вороватостью оглядывается по сторонам, после чего склоняется к Хатсуши ближе и понижает голос до шёпота. – Вообще, слышал, что классы и факультеты любят устраивать между собой потасовки, так что надеюсь, что и врагов не наживу. Не хочу, чтобы ночью меня задушили собственной подушкой.